Пока Кэссиди разворачивала салфетку и подавала ее Арриан, обе изо всех сил сдерживали смех.
— Да, Таттл, — лукаво прищурясь, сказала Арриан. — Ступай-ка завтракать.
— Мне что-то не хочется, — отвечала Кэссиди.
— Вот видите, Барра, — вздохнула Арриан. — Она очень упряма. Но я привыкла и согласна терпеть ее капризы и дальше — разумеется, если они не начнут заходить слишком далеко.
Барра хмыкнула:
— По-моему, куда уж дальше, миледи.
Как только Барра с оскорбленным видом удалилась из комнаты, Арриан, откинувшись на подушки, залилась веселым смехом.
— Мама, по-моему, вы ей чем-то не понравились. Интересно, чем?
— Завтрак на кухне! — Кэссиди презрительно пожала плечами. — Надо же такое придумать. Что за порядки в этом доме? Попробовала бы я послать Элизабет завтракать на кухню — представляю, что бы мне пришлось от нее выслушать.
— В этом доме, мама, нет никакого порядка, и никто даже не пытается его навести. Большинство комнат заперты, повсюду толстые слои пыли… Миссис Хаддингтон, конечно, пытается что-то сделать, но где ей одной уследить за таким домом.
Кэссиди взяла с тарелки свежеиспеченную булочку и откусила кусочек.
— Зато готовят здесь, кажется, весьма недурно. Да, мне нравится. — Прожевав, она пристально взглянула на Арриан. — Доченька, то, о чем ты говоришь, — заботы лорда Уоррика, а не твои.
— Знаете, мама, когда мы с тетушкой плыли в Шотландию, я как будто не понимала, чего мне хотелось. Я думала только об Йене и о том, как мы будем жить с ним вместе. Теперь же я, к стыду своему, могу за целый день ни разу не вспомнить о нем. Как вы думаете, мама, это безнравственно?
Кэссиди вспомнился черноволосый красавец, которого она впервые увидела вчера вечером.
— Да нет, Арриан, ничего безнравственного в этом нет. Но помни об одном: ты жена Уоррику Гленкарину лишь для того, чтобы отомстить дедушке и Йену. Для этого — и только для этого — ему понадобилась ваша свадьба.
— Значит, он никогда не сможет меня полюбить?
— Отчего же? Полюбить тебя совсем не трудно. Но, доченька моя, — Кэссиди нахмурилась, — ты не понимаешь самого главного. Кровная вражда в этой стране сильнее всех прочих чувств, сильнее даже любви. И если бы даже лорд Уоррик и впрямь полюбил тебя, он все равно постарался бы с твоей помощью отомстить Макайворсам… Тебе не следует заблуждаться на этот счет.
Арриан порывисто вздохнула:
— Конечно, вы правы, мама. Я все понимаю.
— Вдумайся в мотивы и поступки этого человека, Арриан. В Эдинбурге мне немало довелось услышать об их давней вражде, и я признаю, что Макайворсы оказались отнюдь не безгрешны перед Драммондами. Но разве это дает лорду Уоррику право проявлять такую жестокость к тебе? Я не хочу, чтобы это повторилось.
— Мама, а если он захочет снова увидеться со мною? Что тогда делать?
— Предоставь это мне.
— Значит, можно считать, что мне ничего больше не грозит?
— Разумеется.
— Надеюсь, дедушка и Йен поймут меня, когда все узнают.
— Арриан, в Эдинбурге мне рассказали кое-какие подробности, от которых я впервые устыдилась своего родства с Макайворсами.
Арриан удивленно вскинула на нее глаза.
— Что за подробности, мама?
— Известно ли тебе, что сестру лорда Уоррика выдали за Гавина, моего двоюродного брата? Арриан кивнула:
— Да, я узнала об этом в Айронуорте.
— Так вот, наш дедушка, как выяснилось, потребовал за невестой немалую сумму денег и часть земель Гленкаринов в придачу. Однако в ночь свадьбы девушка умерла при невыясненных обстоятельствах, и Макайворсы, судя по всему, причастны к ее смерти.
— Да, я тоже об этом слышала, и это отчасти объясняет отношение Уоррика ко мне. Ведь, согласитесь, мама, он был движим благородным желанием восстановить фамильную честь.
— О, конечно! Но почему эта его фамильная честь должна быть восстановлена за твой счет — вот этого я не могу понять! Ты не имеешь никакого касательства к их вражде, Арриан. Так что не стоит слишком уж сочувствовать лорду Уоррику.
— Но, хочу я этого или нет, я уже втянута в отношения двух наших семей…
— Только до того момента, пока я не заберу тебя отсюда, — прервала ее Кэссиди.
Арриан грустно посмотрела на мать.
— Конечно, мне хочется поскорее отсюда уехать, но… когда я уеду, ему будет так одиноко.
— Арриан, я готова просто растерзать этого злодея за то, что он так подло играет твоими чувствами! Уверяю тебя, он прекрасно знает, чего хочет. Что же касается его одиночества, то всем известно: утешительниц около него всегда хватает. В Эдинбурге мне говорили, что женщины буквально толпами бегают за ним, так что он без труда мог бы выбрать себе любую знатную и состоятельную леди из их числа… Он выбрал тебя, но мы-то с тобой знаем почему.
— Вероятно, вы правы, — опуская глаза, сказала Арриан. В эту минуту она странным образом забыла о том, что Уоррик перед нею в чем-то виноват.
В дверь постучали, и Кэссиди, торопливо доев булочку, пошла открывать. На пороге стояла Барра с весьма недовольным выражением лица.
— Его милость просит вас немедленно спуститься к нему в кабинет.
— Меня? — удивленно переспросила Кэссиди. — Он просит спуститься меня?
— Да, именно вас.
— Передайте, что я сейчас приду.
— Да, на вашем месте я бы не мешкала. Кэссиди затворила за Баррой дверь и озадаченно обернулась.
— Интересно, чего он от меня хочет? Арриан отпила глоток чаю и помазала маслом булочку.
— Не знаю. Пойдете к нему?
— Конечно. — Кэссиди проверила, не выбились ли ее волосы из-под чепца. — Пойду узнаю, в чем дело.
Когда Кэссиди появилась в дверях кабинета, Уоррик просматривал хозяйственные книги.
— Вы меня звали, милорд?
— Да, входите, Таттл.
Кэссиди, не поднимая глаз, шагнула в кабинет.
— Я хотел справиться о леди Мэри. Вы, правда, вчера говорили, что с нею все в порядке, но я все же хочу уточнить: не наложили ли ее недавние злоключения неизгладимого отпечатка на здоровье.
— Ничего, скоро пообмогнется, — голосом лондонской торговки отвечала Кэссиди. — Она не какая-нибудь размазня, хоть и леди.
— Рад это слышать. Леди Мэри мне очень понравилась, и я искренне волновался о ней.
Да, он умеет быть приятным, когда захочет, подумала Кэссиди и сказала:
— Не припомню, чтобы ее милость высказывалась о вас так же лестно, милорд.
Взглянув на служанку повнимательнее, Уоррик впервые заметил золотые пряди, выбивающиеся из-под чепчика. Барра права, строптивости ей не занимать, но почему тогда она все время смотрит в пол, а не на собеседника?
— Таттл, вы давно знаете леди Арриан?
— С младенчества, милорд. Я ее вынянчила, и для меня хуже нет, чем когда ее обижают. Так что я уж постараюсь, чтобы этого больше не было.